«Одни жулики выберут других»
Накануне выборов президента РАН «Русская планета» поговорила о проблемах науки с лауреатом президентской премии химиком Алексеем Бобровским
В среду состоятся выборы президента РАН. С 1991 года эту должность занимал академик Юрий Осипов, который в этом году не стал выдвигать свою кандидатуру. На высший пост в академии наук претендуют три кандидата – ее вице-президенты Жорес Алферов и Александр Некипелов и академик Владимир Фортов. Выборы проходят на фоне острого конфликта между РАН и Министерством образования и науки. Накануне выборов «Русская планета» поговорила о системных проблемах отечественной науки с лауреатом президентской премии для молодых ученых в области инноваций химиком Алексеем Бобровским
– Академия вообще нужна?
– Академия нужна, но не в нынешнем виде. У меня есть желание провести переаттестацию всех академиков. По-моему, большая часть этих людей не имеет никакого отношения к науке. Они занимают какие-то руководящие должности, занимаются дележом денег и прочей псевдонаучной ерундой. Сложно оценить количество выдающихся ученых среди членов-корреспондентов и академиков, но, боюсь, их меньше 50%. Более того, создается такое ощущение, что в президиуме вообще сидят жулики. Достаточно только вспомнить одобрение комиссией РАН деятельности Петрика или историю с Академинторгом. Одно из положений Устава РАН гласит: «Всемерное содействие развитию науки в России». Так вот с этим пунктом РАН не справляется и, более того, скорее противодействует развитию.
– Это могут изменить выборы нового президента?
– Ажиотаж вокруг выборов абсолютно пустой. Нет никакой разницы, кто будет руководить РАН. Одни жулики выберут других жуликов. В Академии продолжат грести под себя бабки. Всем наплевать на науку, на будущее страны и прочее. В предвыборной программе академики могут говорить любые слова. Прямо как Путин – всё ведь верно говорит, ни к чему нельзя придраться. Но ситуация такова, что в России просто нет научной инфраструктуры. Есть пародия на нее, насмешка, которая не лезет ни в какие ворота. В России есть ещё единичные сильные научные группы. Но нет никакой инфраструктуры, которая их поддерживала бы.
– В чём проблема, например, с созданием грантовой системы?
– Деньги выделяются, даже сами академики говорят: «Да, денег выделяется больше». Но почему-то в целом ситуация не становится лучше, не появляется больше научных публикаций. Об этом говорит и статистика, и мои личные наблюдения (я ежедневно просматриваю оглавления научных журналов по моей тематике: полимеры и жидкие кристаллы). Ученые умирают или уезжают.
Нужно сделать так, чтобы деньги доходили до конкретных научных групп и ученых, которые способны работать. А они не доходят – «пилятся» где-то наверху. Потому что система финансирования просто убогая. Есть, например, «Российский фонд фундаментальных исследований», но там смешные гранты. Я, как руководитель, получил грант и выписал себе на год максимальную зарплату – 30 000 рублей. Это на весь год! На остальное, наконец-то, купим лазер за 120 тысяч рублей. Такой вот грант РФФИ. Понятно, что он должен быть в десять раз больше.
– Почему этого не происходит?
– Никто не хочет всерьез развивать грантовую систему финансирования, в том числе и в РАН есть сильное противодействие этому. Там сидят академики, которые даже представить не в состоянии, как это мимо них деньги пойдут конкретным ученым. Молодежь всё это прекрасно видит и не остается в науке из-за ситуации с зарплатами и убогим оборудованием. Утверждается, что средняя зарплата ученого – 30 000 рублей. Но я почему-то получаю намного меньше средней зарплаты, хотя я ведущий научный сотрудник и доктор наук. Значит, кто-то получает действительно много и, полагаю, что этот кто-то сидит и занимается бумажками, а вовсе не наукой.
Эта ситуация касается и моего родного университета, МГУ, в котором тоже непонятно, что происходит. Запускаются какие-то спутники, строятся суперкомпьютеры, а насчет прибора, который я выпрашиваю уже пять лет, ничего не слышно. Наверное, у нас плохая лаборатория, а я — плохой ученый, поэтому мне ничего не достается. В прошлом году вдруг выплатили хорошую надбавку за публикации. Но уже в этом году о надбавках остались одни воспоминания.
Из-за подобных немыслимых условий молодые ученые либо уходят из науки, либо уезжают в нормальные страны, где есть наука и научная инфраструктура. Ее нет у нас и в Африке, к примеру. Остались воспоминания о величии советской науки, которыми любят оперировать академики, но это даже не смешно. Зато в наличии огромное количество псевдоучёных, которые занимаются непонятно чем, пишут никому не нужные статьи в вестники провинциальных вузов, защищают никому не нужные диссертации, а то и просто списывают их друг у друга. Например, на российские конференции по жидким кристаллам или полимерам приезжают сотни человек. Я не понимаю, зачем они вообще что-то делают. Эти люди занимаются какой-то имитацией научной деятельности. Уровень работ столь низкий, что российских публикаций в международных научных журналах практически нет.
– Какие самые базовые изменения должны произойти, чтобы выпускники вузов, аспиранты связывали свою дальнейшую жизнь с наукой?
– Нужна нормальная научная инфраструктура, которая включает в себя грантовую систему финансирования отдельных, конкретных научных групп, с прозрачной международной экспертизой. Экспертное сообщество в России сейчас крайне малочисленное, количество квалифицированных ученых давно ниже критической точки. Нужно иметь несколько фондов поддержки, типа РФФИ, только всерьёз усовершенствованных.
– В чём заключается усовершенствование?
– Во-первых, прежде всего, экспертиза должна быть прозрачной: если проект не прошел, нужно понять, почему он не прошел. Анонимные экспертные заключения должны быть представлены. Во-вторых, все результаты конкурсов должны быть опубликованы. Наконец, экспертиза должна быть международной, а проекты должны писаться на английском языке.
– Сейчас специалисты из-за границы не привлекаются?
– По-моему, единственный раз нормальная экспертиза состоялась в связи с первой волной мегагрантов. В остальном, об этом не идет и речи. И все пишется только на русском языке.
– Что должно быть помимо системы грантов?
– Она является только одним из элементов. Безусловно, должно быть и нормальное базовое финансирование, но, к сожалению, в наших условиях это невозможно. Из-за такого количества псевдоучёных всем поднять зарплату и всех обеспечить оборудованием просто невозможно, никаких денег не хватит.
– Кого бы вы посоветовали на пост президента РАН?
– Мне сложно делать такой прогноз. Из академиков, к примеру, внятные и правильные вещи говорит Алексей Ремович Хохлов. Более того, у него богатый опыт работы в цивилизованной стране, Германии. Но насколько он смог бы изменить ситуацию? Можно ли ее вообще изменить? Что, например, происходит в президиуме РАН? Это полностью закрытая структура. Академики там копошатся, но никто об этом ничего не знает.
– Как минимум известно, что там сражаются с Минобрнауки.
– Кстати, о Минобрнауки. Сейчас все ругают Ливанова. Но, по крайней мере, он сделал одну прекрасную вещь. С ним деятельность министерства стала намного более открытой. Отчеты с заседаний и инициативы публикуются в интернете, выносятся на общественное обсуждение, а не являются чем-то, свалившимся внезапно. Это очень большой прогресс. Я думаю, реформы, которые затевает Ливанов, и которые ему, скорее всего, не дадут сделать, могли бы изменить ситуацию в лучшую сторону.
А сейчас в РАН сидят «великие советские ученые»: дайте им побольше денег и все будет в порядке. Но в нашей ситуации, сколько не дай денег, все как в прорву уйдет: сплошной распил, откаты и воровство. В России исчезла наука и неизвестно, когда она появится. Что нужно делать в нашей ситуации? Я, несмотря на ужасные условия, пытаюсь хоть как-то заниматься наукой. На примитивном оборудовании, но, тем не менее, что-то получается.
– Почему не уезжаете?
– По разным причинам. Во-первых, здесь музыканты, с которыми я играю. Не хочу их бросать, а заграницу всех с собой не увезешь. Во-вторых, мне не нравится карьера западного ученого. К сожалению, рано или поздно там я должен стать заведующим лабораторией или, по крайней мере, руководить научной группой, студентами-аспирантами. Я это делаю и здесь, но не в такой степени. Не мое это дело, я не являюсь хорошим руководителем. Люблю делать эксперимент своими руками, и мне нужно для этого много времени. Большую часть своих результатов я получил самостоятельно и хочу продолжать работать именно так. Как ни странно, здесь я чувствую даже больше свободы, хотя ситуация с оборудованием не выдерживает никакой критики.
